Наивный лимфоцит
На столе Симоненко, зазвонил один из трех телефонов. Судя по длинным назойливым звонкам, вызывала междугородняя. Симоненко поднял трубку:
— Восемьдесят девятый слушает.
— Товаришь полковник?
— Да
— Здравия желаю, товарищ полковник, это капитан Дубцов говорит из Днепропетровска.
— Слушаю вас.
— Товарищ полковник, тут у нас… в общем я вам доложить хотел… да вот не знаю с чего начать…
— Начните с начала, капитан.
— В общем, товарищ полковник, у нас вдоль маленьких домиков белых акация душно цветет. И здесь недалеко, полчаса от Днепропетровска, село Жупаница, одна хорошая девочка Лида на улице Южной живет.
— Так. Ну и что?
— Ее золотые косицы, товарищ полковник, затянуты, будто жгуты. А по платью, по синему ситцу, как в поле, мелькают цветы.
— Так.
— Вот. Ну вовсе, представьте, неловко, что рыжий пройдоха Апрель бесшумной пыльцою веснушек засыпал ее утром постель.
— Это кто?
— Да еврей один, спекулянт, гнусная личность. Но дело не в нем. Я думаю, товарищ полковник, не зря с одобрением веселым соседи глядят из окна, когда на занятия в школу с портфелем приходит она. В оконном стекле отражаясь, товарищ полковник, по миру идет не спеша, хоршоая девочка Лида…
— Да чем же она хороша? — прижав трубку плечом к уху, полковник закрыл лежащее перед ним дело, стал завязывать тесемки.
— Так вот, спросите об этом мальчишку, что в доме напротив живет. Он с именем этим ложится, он с именем эим встает! Недаром ведь на каменных плитах, где милый ботинок ступал, "Хорошая девочка Лида!" с отчаянья он написал!
— Ну а почему вы нам звоните? Что, сами не можете допросить? У вас ведь свое начальство есть. Доложите Земишеву.
— Так в том–то и дело, товарищ полковник, что докладывал я! Два раза. А он как–то не реагировал. Может занят… может что…
— Ну а почему именно мне? Ведь вас Пузырев курирует.
— Но вы ведь работали у нас, товарищ полковник, места знаете…
— Знаю–то знаю, но что из этого? Да и вообще, ну написал этот парень, ну и что?
— Так, товарищ полковник, не может людей не растрогать мальчишки упрямого пыл!
— Да бросьте вы. Так, капитан, Пушкин влюблялся, должно быть, так Гейне, наверное, любил.
— Но, товарищ полковник, он ведь вырастет, станет известным!
— Ну и покинет, в конечном счете, пенаты свои…
— Но окажется улица тесной для этой огромной любви! Ведь преграды влюбленному нету, смущенье и робость — вранье! На всех перекрестках планеты напишет он имя ее. Вот ведь в чем дело!
Полковник задумался, потер густо поросшую бровь. Капитан тоже замолчал. В трубке слабо шуршало, и изредка оживали короткие потрескивания. Прошла минута.
— Говорите? — зазвенел близкий голос телефонистки.
— Да, да, говорим, — заворочался Симоненко.
— Говорим, говорим, — отозвался Дубцов. — Ну так, что ж делать, Сергей Алексаныч?
Симоменко вздохнул:
— Слушай, капитан… ну и пусть, в конце концов, он пишет.
— Как так?
— Да вот так. Пусть пишет. На полюсе Южном — огнями. Пшеницей — в кубанских степях. А на русских полянах — цветами. И пеной морской — на
морях.
— Но ведь товарищ полковник, так он и в небо залезет ночное, все пальцы себе обожжет…
— Правильно. И вскоре над тихой землею созвездие Лиды взойдет. И пусть будут ночами светиться над нами не год и не два на синих небесных страницах красивые эти слова. Понятно?
— Понятно, товарищ полковник.
— А спекулянта этого, как его…
— Апрель, Семен Израилевич.
— Вот, Апреля этого передайте милиции, пусть она им занимается. Плодить спеулянтов не надо.
— Хорошо, товарищ полковник.
— А Земишеву привет от меня.
— Обязательно передам, товарищ полковник.
— Ну будь здоров.
— Всего доброго, товарищ полковник.
— Восемьдесят девятый слушает.
— Товаришь полковник?
— Да
— Здравия желаю, товарищ полковник, это капитан Дубцов говорит из Днепропетровска.
— Слушаю вас.
— Товарищ полковник, тут у нас… в общем я вам доложить хотел… да вот не знаю с чего начать…
— Начните с начала, капитан.
— В общем, товарищ полковник, у нас вдоль маленьких домиков белых акация душно цветет. И здесь недалеко, полчаса от Днепропетровска, село Жупаница, одна хорошая девочка Лида на улице Южной живет.
— Так. Ну и что?
— Ее золотые косицы, товарищ полковник, затянуты, будто жгуты. А по платью, по синему ситцу, как в поле, мелькают цветы.
— Так.
— Вот. Ну вовсе, представьте, неловко, что рыжий пройдоха Апрель бесшумной пыльцою веснушек засыпал ее утром постель.
— Это кто?
— Да еврей один, спекулянт, гнусная личность. Но дело не в нем. Я думаю, товарищ полковник, не зря с одобрением веселым соседи глядят из окна, когда на занятия в школу с портфелем приходит она. В оконном стекле отражаясь, товарищ полковник, по миру идет не спеша, хоршоая девочка Лида…
— Да чем же она хороша? — прижав трубку плечом к уху, полковник закрыл лежащее перед ним дело, стал завязывать тесемки.
— Так вот, спросите об этом мальчишку, что в доме напротив живет. Он с именем этим ложится, он с именем эим встает! Недаром ведь на каменных плитах, где милый ботинок ступал, "Хорошая девочка Лида!" с отчаянья он написал!
— Ну а почему вы нам звоните? Что, сами не можете допросить? У вас ведь свое начальство есть. Доложите Земишеву.
— Так в том–то и дело, товарищ полковник, что докладывал я! Два раза. А он как–то не реагировал. Может занят… может что…
— Ну а почему именно мне? Ведь вас Пузырев курирует.
— Но вы ведь работали у нас, товарищ полковник, места знаете…
— Знаю–то знаю, но что из этого? Да и вообще, ну написал этот парень, ну и что?
— Так, товарищ полковник, не может людей не растрогать мальчишки упрямого пыл!
— Да бросьте вы. Так, капитан, Пушкин влюблялся, должно быть, так Гейне, наверное, любил.
— Но, товарищ полковник, он ведь вырастет, станет известным!
— Ну и покинет, в конечном счете, пенаты свои…
— Но окажется улица тесной для этой огромной любви! Ведь преграды влюбленному нету, смущенье и робость — вранье! На всех перекрестках планеты напишет он имя ее. Вот ведь в чем дело!
Полковник задумался, потер густо поросшую бровь. Капитан тоже замолчал. В трубке слабо шуршало, и изредка оживали короткие потрескивания. Прошла минута.
— Говорите? — зазвенел близкий голос телефонистки.
— Да, да, говорим, — заворочался Симоненко.
— Говорим, говорим, — отозвался Дубцов. — Ну так, что ж делать, Сергей Алексаныч?
Симоменко вздохнул:
— Слушай, капитан… ну и пусть, в конце концов, он пишет.
— Как так?
— Да вот так. Пусть пишет. На полюсе Южном — огнями. Пшеницей — в кубанских степях. А на русских полянах — цветами. И пеной морской — на
морях.
— Но ведь товарищ полковник, так он и в небо залезет ночное, все пальцы себе обожжет…
— Правильно. И вскоре над тихой землею созвездие Лиды взойдет. И пусть будут ночами светиться над нами не год и не два на синих небесных страницах красивые эти слова. Понятно?
— Понятно, товарищ полковник.
— А спекулянта этого, как его…
— Апрель, Семен Израилевич.
— Вот, Апреля этого передайте милиции, пусть она им занимается. Плодить спеулянтов не надо.
— Хорошо, товарищ полковник.
— А Земишеву привет от меня.
— Обязательно передам, товарищ полковник.
— Ну будь здоров.
— Всего доброго, товарищ полковник.
-
-
13.01.2013 в 22:40